Она откинула  крышку бюро и потянула за штапик  под верхней полкой. Там оказался не глубокий, потайной ящик, в Беларуси бы такой назвали «шуфлядой».  В таком ящике удобно хранить ценные бумаги или какую-то очень личную мелочь, вроде кулона от бабушки или часов без ремешка. Но у Веры здесь лежал  маленький гриппер с нарисованными на нём красными мишками, зажигалка и две стеклянные трубочки, такие ещё с пипетками продаются в каждой аптеке. 

 Всё то у Веры ладно, всё на своих местах. Мне лично, всегда стыдно смотреть на её идеально вымытые кисти, сложенные по коробочкам тюбики с краской, баночки с растворителем убраны так, чтобы не опасно… Даже передник в котором она сейчас работает перед холстом испачкан так, что будто специально. Ну должен же быть хоть какой-то процент хаоса в жизни художника?

 Гриндер появился из ниоткуда, красивый, металлический. «В пластиковых пыльца налипает на стенки и шипы, есть ощущение неаккуратности». А тут и конверт специальным образом согнутый и два помола.., прям чайная церемония. А для особых случаев, наверно из сундука ручной резьбы, судя по тому как хранятся простые трубочки, достаётся бонг. Язык не поворачивается так назвать этот саксофон. Глядя на этот инструмент, кажется, что затянув с него, ты должен, как минимум, услышать  back in black Эми Уайнхаус. Ну или хотя бы «кукарача». Она даже лёд заготовила и мяту. «Помнишь смерть гору? Я там собрала эту мяту.» Помню. И любимый чай со зверобоем небось тоже тогда. Больше некогда. Хорошее было лето. Или уже осень, не помню. Только ощущение лета и запах мяты помню.

 Вера аккуратно поддела мастихином  горочку пыли цвета охра,  с вкраплениями драконьей зелени и наполнив колпачок села напротив.

«Взрывай»

последнее, что ты ожидаешь услышать от девушки в переднике с кистью вместо заколки в волосах.